— Швидше! По плану, по плану. Да втихомирте вы його!
В углу сухо треснул револьверный выстрел, — жуткие стоны оборвались.
— Свету маловато, — озабоченно сказал возящийся у стены тип.
— Ничого, подсветимо. Не возися. На лестнице хто?
— Йдемо, пан сотник.
На спину Кате наступил тяжелый сапог. Двое пришельцев с карабинами шмыгнули к двери на лестницу. Засели, выставив оружие, — от девушки их отделял лишь перевернутый стол.
Влипла, — ни туда, ни сюда. Хорошо еще, ребята успели выбраться. Догадается Витка плечо пацану чем-то перетянуть?
— Швидше, швидше! — торопили в зале. — Где головний жид?
— Так хто ж тут розбере? — ответили со смешком. — Гляньте, пан сотник, — от этих одна требуха залишилась.
— Плохо. Могут не повирити.
— Я готов, пан сотник, — сказал человек у стены.
Катя сообразила, что на треноге торчит не, что иное как кинокамера.
— Зараз. Того поближче пидсуньте. И лицем, лицем сюди. Так, це у нас товариш нарком, — пид ноги його. Спочатку фото, потим знимемо загальний план. И обличчя, обличчя ретельнише. Та бачу, що облич не залишилось. Олександр Петрович, постарайтесь. Це у нас, мабуть, сам Бронштейн. Бис його знає, по маузеру лише можна впизнати. Деникин у нас де? Швидше!
— Пид столом, мабуть, — сказал длинноусый человек с карабином за плечами и фотокамерой в руках. — Доставати будемо?
— Якщо залишиться час. Хлопци, ставайте. Спочатку вас. И швидше, зараз червони очухаються.
У разрушенного стола, торопливо поправляя папахи со шлыками, выстроились трое парней. Двое держали карабины, третий картинно расправил желто-голубое полотнище.
— Морди по-героичнее, — приказал человек рядом с кинооператором.
Катя стиснула зубы. Знакомый голос, знакомый. Как же до него дотянутся?
На улице чаще застучали выстрелы. Бухнула граната.
— Швидше! Готови? Деникина не знайшли?
— Нема. Ось сестриця околела. Не заминить?
— В загальнийий план пиде. Тильки подил ий задерить пикантнише. 'Москали та их шльондри' — добре. Але спершу хлопцив. Почали!
Сверкнул магний. Человек, стоящий над Катей, отвернулся, выругался.
— О! Як блискавка. Аж очи виела.
Катя вскинулась на локте, ударила ногой в колено. Человек с проклятием начал падать, девушка, обхватив его сзади, перехватила карабин. С одной руки выстрелила — хлопец, гордо позирующий камере, дернулся, — из головы полетели брызги. Вот это был бы кадр.
Тело в объятиях Кати вздрогнуло — в ответ стреляли мгновенно. Ладно, пока бейте своих, чтоб чужие боялись.
Падая за косяк, Катя опять зацепилась за вешалку. Вот же проклятый предмет интерьера, — растопырится, хуже спирали Бруно. Ничего, карабин в руках, жить можно. Пока…
Как и ожидала, от двери, что вела на лестницу, сунулся один, Катя выстрелила ему в грудь. Второй, гад, не поднялся, наугад пальнул из-за стола. Плохо. Сейчас с двух сторон зажмут. Вон, пан Кула как орет. Придется самой навстречу выходить…
Катя метнула себя в дверной проем. Пули прошли поверх головы. Удачно сшибла плечом человека. Выстрелом свалила фигуру у стены. Зря — это оператор, — он им самим мешал. Только не стоять…
Стреляли почти все, только, считай, в пустое место. Черт, влетевший в залу (баба? ведьма? но в юбке определенно) бешено метнулся прямо к хлопцам. Один отлетел, скорчившись — стволом между ног перепало. Другие отшатнулись, мешая друг другу. А она — вот она, рядом, волчком крутится в тесноте, за одежду цепляет, на трупы, на балки хлопцев опрокидывает. Челюсти да шеи под прикладом, что мелькает быстрее шашки, хрустят.
…шансов нет. Их здесь шестеро, седьмой за спиной у двери. Затвор передернуть некогда. Сколько ни вертись… Пуля обожгла бок. Он. Вот гадина, в стороне остался. Но своих еще жалеет. Хорошо, что хлопцы его не профи. На, сука, в кадык…
Треск, хруст, мат, выстрелы вслепую. Со стороны бьет парабеллум, пытаясь найти в круговерти гибкое тело, вьющееся неуловимой тенью….
Пульсирующий, кинжальный огонь от дверей, Катя прочувствовала раньше всех. Однако привыкаешь к автоматическому оружию. Инстинктивно рухнула на пол. Рядом с мгновенным опозданием, уже не по своей воле, валились другие. Катя, наконец, передернула затвор, ткнула ствол в бок кому-то воющему. Не вой, сука усатая.
Треск очередей оборвался.
Катя приподняла голову, столкнула с ног хрипящего пробитыми легкими гайдамака.
— Все, Степан? Накрылась твоя франция?
— Чего накрылась? — пробормотал кожаный пулеметчик, возясь с затвором. — Патроны тю-тю. Не задел? Я сразу не допер, чё здесь делается.
— А потом уже какой смысл был останавливаться, — согласилась Катя. — Хорошо, что у тебя магазин короткий.
— Где товарищи? — в комнату ввалились трое с наганами. Первый, "кожаный" держался за окровавленную руку.
— Кажется, здесь все — того, — объяснил Степан, продолжая возиться с пулеметом. — Беляков мы положили. Девка тут их мочила, так что…
— Это петлюровцы наскочили, — сказала Катя, озираясь.
Трупы лежали вперемежку. Изуродованная голова предсовнаркома, узнаваемая лишь по пышной копне волос, торчала из под сапог ряженого театрального казака.
— Товарищ Троцкий, — с ужасом прошептал "кожаный". — Как же это?!
— Где?! Где этот?! — заорала Катя. — У стены был, с "люггером". Вот говноедово племя! Куда он, б… делся? Куда, мать вашу?!
— Ты що? — Степан попятился. — Один вроде наверх скакнул, на крышу. Да куда он денется?
— Ананюга поёбышев! Сучара мордатая, я тебя… — плюясь ругательствами, Катя искала оружие. Без особого почтения вырвала из кобуры самый главный маузер Советской республики.