Вариант 19 - Страница 116

116

— Говорю же — он нервничает. Хотите, чтобы скрутило мальчишку? Я знаю, вы что угодно из человека вытрясти можете, но смысл какой? Дайте ему в себя придти. Вечер вчерашний у парнишки еще тот выдастся.

— Вы так говорите, как будто мы здесь в бирюльки играем. В городе чрезвычайное положение. Представительство большевиков уже неделю сидит на нашей шее. Вы не представляете, каких трудов стоит удержать ситуацию под контролем. И господа офицеры, и горожане почему-то не любят товарища Бронштейна.

— Да фиг с ним. Вы же все равно не революционного тигра грудью защищаете, а нас, немощных, пасете. Пусть детишки в кино сходят. Что вам стоит приказать?

— Какого черта? Вы моим терпением злоупотребляете. Только синематографа мне сейчас не хватало.

— Не вам, а мальчику. Если его сегодня убьют, пусть хоть спокойным погибнет. Малый он, Алексей Осипович. Это мы с вами осознанно лбы подставляем, а его жалко.

Подполковник раскрыл портсигар, покрутил в пальцах новую папиросу, осторожно вложил обратно:

— Катя, вы кто такая?

— Давайте так, Алексей Осипович. Запустим сопливую команду в "Синему", и побеседуем. Время есть. Я на ваши вопросы отвечу в меру своих возможностей. Вы на мои — насколько сочтете уместными.

В пустом зале Катя усадила разведгруппу на расшатанные сиденья. И Прот, и Витка с некоторым смущением озирали затемненный зал. Подполковник сделал знак — зашипело, затарахтело, во вспыхнувшем луче, блеснули пылинки, задрожали на экране первые титры. "У камина". Забавно.

Катя и подполковник уселись сзади, у двери. Бренчало фортепьяно тапера. Проверивший еще раз зал, поручик уселся по другую сторону двери, и сообщил:

— Недурная картина, Екатерина Георгиевна. Я уже раз сподобился посмотреть. Там, представляете, красавица Вера Холодная, и вдруг…

Катя склонилась к уху подполковника:

— Хороший парень ваш Виктор, но болтун неисправимый. И как вы его в своем ведомстве держите?

— Проблема с людьми, Екатерина Георгиевна. Подбираю с трудом. Садисты и сильно пьющие личности не нужны, а благородные господа офицеры предпочитают в штыковые ходить, а в "охранке" свою дворянскую честь не пачкать. Так о чем мы поговорим?

Странный это был разговор. Макаров спрашивал, и по тому, как хаотично метались его мысли, можно было догадаться, в каком смятении пребывает подполковник. Иной раз Катя от сочувствия зубы стискивала. Мудр был Алексей Осипович. Прямых вопросов: откуда гостья пришла, да отчего всезнайка такая, не задавал. Но отвечать было больно. Как всегда… Вот за что ненавидишь работу в отделе "К", так за то, что изменить ничего невозможно. Почти невозможно. Вектор всегда выпрямляется. Какую операцию ни проводи, на какие ключевые точки ни воздействуй, рано или поздно Основной вариант возьмет свое. Были у отдела удачные акции, только гордость после их проведения улетучивалась мгновенно. Как ни воздействуй — всегда недостаточно. И как же жжет понимание, что твои знания, твои усилия — капля в море. Отчаянный контрудар под Львовом в 41-м, сбитый самолет с командованием группы "Центр" во главе с Ф.Боком…. В 42-м году — безумно талантливые люди, спасенные, вытащенные из-под огня, и в полной мере послужившие стране… Всего этого мало. И стабилизированный фронт, и немцы, застрявшие под Лугой и Ельней, и отсутствие в истории той "кальки" жуткого словосочетания "блокада Ленинграда" — ничтожно мало. Потому, что возникла еще и чудовищная мясорубка под Балатоном, и неудачная Маньчжурская операция.

Ни о чем этом Катя не упоминала. Только общие вопросы освещала — что будет, да что вообще от России-то останется.

Улавливал подполковник полутона, не переспрашивал. Учтет. Сам учтет, семью вытащит, друзьям подскажет. Не историю вы, товарищ сержант, меняете, лишь судьбы людей. Отдельных симпатичных людей. Судя по резким коррекциям в текущий момент, вектор выпрямится не ранее середины 30-х. Неизвестно, случится ли в здешней "кальке" сталинский террор. Вполне возможно, репрессии будут помягче. Здесь, после смерти Владимира Ильича, всё весьма круто перепуталось. Впрочем, не сержантское дело прогнозы прогнозировать. Вот та самая — Отечественная, неизбежна. Уж как не просчитывали — и с вариантом последовательного и многолетнего воздействия на ключевые события, и с вариантом уничтожения всей нацисткой верхушки оптом, и с созданием корявого Общеевропейского договора, — лишь сроки войны сдвигались. Мировой нарыв каплями, пусть даже литрами, зеленки не предотвратишь. Серьезные люди раньше прогнозами занимались, и отнюдь не два с половиной "Пентиума" стоящие на вооружении в отделе "К", те вероятности просчитывали.

А вы, Екатерина Георгиевна, ведь не человек. Человек живет своей жизнью. А вы раз за разом в чужую заглядываете. Гостья. Туристка. И то, что башку вам могут оторвать точно так же, как и любому здешнему обывателю, ничуть вас не оправдывает. Рискуете небескорыстно, да еще оправдываетесь тем, что людям помогаете. Это, расстреляв-то лишний цинк патронов?

Глаза у подполковника прикрыты. Веки свинцовые от бессонницы:

— Катя, за, что нам все это? Почему судьба у страны такая?

— Бросьте, Алексей Осипович. Нормальная судьба, российская. Дерьма и крови по полной хапнем, но и для гордости места хватит. Выживем.

Загорелись тусклые лампочки на потолке. Конец фильмы. Разведгруппа головами завертела — Витка ошеломленная, Прот снисходительно усмехается. Отошел пророк. И то правда: из всех искусств для нас важнейшее — кино, вино и домино, как, говорят, настойчиво заверял безвременно усопший вождь.

116