Вариант 19 - Страница 117


К оглавлению

117

— Катерина Еорьевна, а как оно сделано? Как оно фотографируется? — Витка сдула с носа смолистый локон. — Они в театре фотографируют? Дивно прямо, честно слово.

— Придумывают историю. Записывают на бумаге. Потом снимают. Специальной камерой, не фотоаппаратом.

— Вот-вот, придумывают. Не история — сказочка, — Прот улыбнулся.

— Да, в жизни всё еще нелепее, — согласился подполковник и надел фуражку. — Прошу на выход.

Прот посмотрел на усталого Макарова (захватывающая фильма, словно три часа шла), потом глянул на Катю.

Все пророк кривошеий понимает. Катя сгребла мальчишку за вихры, с чувством потрепала:

— Не жмурься, вещий Павлович. Нам трястись не пристало. Мы рождены, чтоб сказку сделать былью.

— Стихи? — оживился поручик, очередной раз принявший близко к сердцу душещипательную историю "У камина". — Извольте процитировать, Екатерина Георгиевна. Запишу-с.



Мы рождены чтоб сказку сделать былью,
Преодолеть пространство и простор,
Нам разум дал стальные руки-крылья,
А вместо сердца пламенный мотор.


Все выше и выше и выше
Стремим мы полет наших птиц,
И в каждом пропеллере дышит
Спокойствие наших границ.


— Красиво, — сказал поручик, закрывая записную книжку. — Фантастичными книжечками балуетесь?

— Можно и так считать, — Катя улыбнулась подполковнику. — А вообще все будет хорошо, Алексей Осипович. У нас что стихи, что матерщина — все непременно созидательное. Будущие за нами будет, никуда оно не денется.

***

Катя поглядела на накрахмаленные передники. Ничего, сойдет. Передники доставили из госпиталя уже после обеда. Имидж добровольной сестры-милосердия вполне уместен. Костюм из скромного серого шелка подогнан по фигуре, блузка чистенькая. И Витка тоже в порядке: скромное отглаженное платьице девчонке нравится. Макаров просил выглядеть достойно — удалось на все сто. Сопровождающие господина пророка лица и в глаза особо не бросаются, и вполне-вполне. Юбка, правда, дурацкая. Привыкнуть невозможно. Но тут уж ничего не поделаешь. Сойдет. Жаль только, сам прорицатель вновь в уныние впал.

— Ну, ты чего? — Катя присела на койку рядом с мальчиком. — С подполковником мы с тобой переговорили. Он, хоть и слегка по другой линии, но с охраной порядок наведет. Там же не только мы будем — там о-го-го какие хари важные. Не о нас, так о них побеспокоятся.

— Я не беспокоюсь. Просто грустно. День такой солнечный. Сейчас бы в лес, — Прот вздохнул. — Вдруг с вами что-то случится? Вы, Екатерина Георгиевна, пообещайте мне подальше от тех кресел держатся.

— Какие кресла? — встряла Витка, пытающаяся перед зеркалом навести порядок со своими непослушными локонами. — Вы о чем весь час переглядаетесь? Мне сказать никак неможно? Тайны какие?

— Что тут говорить? Прот насчет вечера беспокоится.

— А как же мне не беспокоиться? Не каждый день мне перед генералами и комиссарами наизнанку выворачиваться приходится. Я, Вита, простой деревенский хлопец. Одно отличие, что голова больная, — пробормотал Прот.

— Ой, то у тебя хворая?! — Витка всплеснула руками. — О, то ты такой хворый-несчастный? Вже я-то тебя не знаю? Вы с Катериной Еорьевной кого другого дурите. А то я, мыша жидовская, не понимаю. Отвлеченьем занимаетесь? Командир наша даже пану подполковнику глову закрутила. Вон как на нее смотрит.

— Ты еще погромче поори, — нахмурилась Катя. — И прекрати язык ломать. Можешь ведь и чисто говорить. С поручиком вон как щебетала, безо всяких "що". Иди, я тебе голову в порядок приведу. Прямо как из чащи вывалилась, йети чернявая.

— Я бы постриглась. Як вы. Оно красиво получается.

— Постригу. Под машинку, — пообещала Катя.

— А меня никто и постричь не хочет, — печально констатировал Прот. — И пуговица на рубашке меня душит.

Катя крутанула-оторвала пуговицу у горла мальчика и щелчком отправила в приоткрытое окно.

— Хватит капризничать. Два дня бока отлеживаете и уже распустились. Прокачиваем диспозицию на вечер. Мероприятие ответственное, повышенной опасности. Так что слушайте. Поскольку оружия у нас нет, перенимаем известную тактику. Заячью…

"Французская" коса Витке очень шла — открылись аккуратные ушки, линия тонкой шейки. Белоснежный фартук оттенял смуглую прелесть кожи. Прот косился задумчиво, тоскливо. Катя одернула на пророке новый пиджачок:

— Значит, будем ехать на авто, у поворота, э-э…, улица Мещанская называется, выпрыгивайте и драпайте. Подполковника и милягу-поручика я придержу. Остальные пока еще разберутся. Ну, вам не в первый раз под пулями шнырять. Готовы?

— Нет, Екатерина Георгиевна, не искушайте. Труслив я отчаянно, но разума стараюсь не терять. Судьба мне там быть. Ладно, хоть на Тигра революции, как Витка любит выражаться, гляну. Остальное в руках божьих, — Прот перекрестился. — От судьбы не уйдешь.

— Прошу спускаться, экипаж подан, — особого воодушевления на лице подполковника Макарова заметно не было. Выглядел он усталым — последние двое суток вовсе не спал. Но начищенные сапоги сияли. Одобрительно глянул на преобразившуюся Виту, оценивающе на Прота. Неизвестно, воспринял ли давешнюю детскую истерию за чистую монету, но подобных сюрпризов явно опасался.

В коридоре топтался конвой, на сей раз в полном составе. Катя чуть замедлила шаг, Алексей Осипович глянул, предложил локоть.

— Насчет охраны, Екатерина Георгиевна, сделано все, что возможно. Полагаю, за последнюю неделю в "Асторию" и мышь без пропуска не проскочила. Так что прошу не беспокоиться. Насчет остального…. Знаете, я решил все забыть. Жизнь и так сумасшедшая штука, а если еще и пытаться учитывать….

117