— Да пошел ты со своими извинениями! — Катя с яростью двинула одного поручика по почкам, вспрыгнула на грудь другому и коротким движением каблука сломала офицеру нос.
Виктор Михайлович приглушенно кашлянул:
— Мне выйти?
— Не обязательно, — Катя несколько раз глубоко вдохнула и попыталась расслабить сжатые челюсти. — Я закончила.
— Уже? Полагаю, нам нужно съезжать с квартиры?
— Не обязательно. До утра их вряд ли хватятся. В коридоре тихо?
— Никто не высовывался. Внизу орут, граммофон хрипит, думаю, никто не слышал.
Катя посмотрела на кровь текущую из носа поручика, скривилась:
— Это я зря. Ладно, сойдет.
Она скинула пальто, чтобы не испачкать, ухватила высокого поручика за плечи и потащила к кровати.
— Спортивная ты девушка. А ноги просто супер, — прокомментировал Виктор Михайлович. — Хорошее бельишко я подобрал.
— Не насмотрелся еще? — мрачно поинтересовалась Катя, взваливая на постель тяжелое тело, и сдирая с офицера сапоги и галифе.
— Ты не злись. Смотреть на тебя весьма приятно. Даже на бешеную. Особенно в таких чулках. Все, молчу! — майор без всякого труда подхватил вторую жертву, уложил на постель и умело раздел до белья.
Чернявый поручик застонал, но Катя моментально врезала ему основанием ладони в подбородок. Доброволец коротко всхрапнул и затих.
— Чуть шею не сломала, — поцокал языком Виктор Михайлович.
— Пусть дышат, засранцы. До утра не прочухаются.
— Они после тебя и через месяц не прочухаются. Роковая ты дама, Екатерина, — майор сплел руки бесчувственных офицеров, удобнее устроил голову чернявого на груди товарища.
Катя тем временем, яростными рывками содрала с поручиков кальсоны и с отвращением закинула на шифоньер.
— Все? — поинтересовался Виктор Михайлович. — Удовлетворена? Тогда пошли. Пыльник не забудь.
— Сейчас, — Катя выудила из глубокого кармана пыльника помаду и жирно намазала губы мелкому офицерику. Нос и рот его товарища были в крови, и обнявшаяся парочка производила жутковатое впечатление.
В своем номере Катя швырнула пыльник на кресло, надела блузку и плюхнулась на кровать. Ярость отступала медленно, но все-таки полегчало. Не зря злобу ногами вымещала.
Виктор Михайлович вернулся минут через пять:
— Лампу задул, дверь запер, ключ в замке изнутри, — майор сунул булавку в карман. — Пусть спят спокойно, малыши. Очнутся, я им не завидую. Хотя, боюсь, полностью твой чарующий облик из их памяти не изгладится.
— Да и хрен с ними. До утра осталось недолго. Пойдем гулять, пусть они здесь с портье разбираются.
— Ты сама-то как? — осторожно поинтересовался майор.
— А что? Я в норме.
— Ты знаешь что — ложись и спи. Я все равно разволновался, посижу, подумаю. Только ты, это — глоточек коньячку сделай.
— Паленый твой коньяк, — пробормотала Катя. — И сам ты, майор, дурак.
— Ладно-ладно. Я же осознал. Виноват. А ты, между прочим, садистка.
— Ну и что?! Предлагаешь меня отстранить от задания и сдать в лапы психоаналитиков?
— Не рычи. Фрейд далеко, иных психоаналитиков вряд ли отыщем. Я это к тому, что красота — страшная сила. Гм, ты ложись, ложись. Я в стороночке посижу, не потревожу.
Поспать Кате все-таки удалось. Проклятый граммофон умолк, перепившиеся постояльцы угомонились. Из-за распахнутого окна доносилось далекое потрескивание — на окраинах постреливали.
***
На вокзал выехали рано, но добирались не торопясь. Три раза меняли извозчиков. Позавтракали в каком-то подозрительном кафе, впрочем, яичница там оказалась вполне приличной. Виктор Михайлович успел приобрести элегантную трость и пребывал в отличнейшем расположении духа. Показывал достопримечательности — майор осматривался в городе в общей сложности три дня, но помнил уйму совершенно необязательных на взгляд Кати, деталей. Прямо краевед какой-то. Такой специалист, и на Марс шлепнувшись, через пару часов будет с видом знатока растолковывать достоинства и недостатки модификаций боевых треножников и щеголять нагрудным знаком ветерана вторжения на Юпитер.
На вокзале пообедали в крошечном буфете, из местных яств взяли только кипяток. Остальное у Виктора Михайловича было в чемодане. Настроенная снисходительно после роскошных бутербродов с салом и зеленью, Катя оглядела тесное здание вокзала, переполненное людьми, сидящими и лежащими на полу:
— Стоило весь геморрой затевать, чтобы получить свободу передвижения? Хм, принудительно-добровольную свободу. Судя по "Анне Карениной", при проклятом царском режиме на "железках" было уютнее. Экое грязное дело — революция.
— Люди, Катенька, мечтали заполучить светлое будущее. А получили наше. Оно в смысле света действительно поярче будет. Полная иллюминация, таджики на улицах метлами машут, стараются. И вшей куда как поменьше. В остальном… Черт его знает, может, мы и не прогадали.
— А мне кажется, ничего не меняется. Кроме экологии. Вечно все благие побуждения нас куда-то в задницу заводят.
— Ну зачем так мрачно? Народ живет, детей рожает, растит потомство, потом детишки с энтузиазмом убивают друг друга и уцелевшие начинают новый круг. Все как обычно. Везде так. Не расстраивайся. Кать, а что у тебя за татуировка на плече?
— Да так, сделала по случаю в одном приморском городке. Вы, Виктор Михайлович, когда-нибудь закончите меня разглядывать?
— Честно говоря, вряд ли. Ты слишком интересная. И татуировка интересная. Я немного разбираюсь. Это Китай? Кто-то из мастеров, работающий под период Эдо?